90 фунтовНазвание: Девяносто Фунтов
Автор: BellZ
Рейтинг: R
Пейринг: Matt\Dom
Жанр: Angst
Точка зрения: Dominic
оставшееся в комментариях.
Это действительно стоит прочитать до конца. Объем огромен, но черт подери, это великолепно
С чего все это началось?
"Я мечтал, мечтаю и буду мечтать, пока не остановит пуля" - Эрнесто Гевара... де... де ла... к черту.
* * *
Раннее утро, около семи.
Глубокое, синее небо.
Давно нестриженный газон - салатовый, мясистый, сочный, влажный - с тихим шуршанием пускал сок на подошвы незашнурованных кед, давивших его.
Он осторожно опустился, упершись ладонями в траву.
Озноб изнутри, волнение, ожидание приятного стресса.
Руки ледяные и мокрые, зубы слегка стучат друг о друга, состояние абсолютного счастья поднимается внутри, хрустально-чистая волна блаженного фанатизма.
Соседний, белый, чистенький дом.
Опускается ставня на втором этаже.
Не моргать. Ни в коем случае.
Мимо тихо проезжает машина, вниз по склону улицы.
Семь ноль пять.
Все чувства обострены до предела, глаза болят от напряжения.
Где-то залаяла собака.
Не моргать.
Дверь хлопает - неожиданно, как всегда.
На ходу натягивая олимпийку он выскакивает,
(сердце и желудок пронзает волна узнавания и радости)
затем останавливается,
роняет школьную сумку в траву, сосредотачивается на молнии,
подхватывает сумку.
Раздается адресованный ему крик о незапертой двери,
но он уже несется дальше.
Постоянно подхватывая ремень тяжелой сумки, чтобы он не так резал плечо, он быстро шагает прочь, вниз.
Споткнулся.
Маленькая, узкая фигура.
Семь семь.
Все.
Позже Беллами решили обзавестись высокой живой изгородью и все кончилось,
но пока что это - ритуал.
Школа. Фонтанчик для питья.
Безнадежно и даже опасно.
Ждать можно бесконечно, а свидетелей слишком много.
- Твой сосед?
Забор.
Длинный, сколоченный из пористых досок, параллельный задним дворам домов, излучающий густой, медовый запах дерева в тени зелени кустарника, опускающегося с обеих сторон аркой.
Длинный узкий тоннель по улице вверх, по которому немногие решались возвращаться из школы домой.
Покурим у Забора?
Будешь вечером в конце Забора?
Бычки на земле, лужицы не впитавшейся в землю выпивки и ее последующей реинкарнации.
Он всегда возвращался так, потому как их дома, прилегающие друг к другу, располагались прямо в конце тропы.
Если ты перекинешь сумку и не побоишься занозить ладони, ты можешь сразу оказаться на своем заднем дворе.
Маленькие монетки солнца, падающие на узкую тропу сквозь листву.
Тишина и чирканье школьных кед.
Запах цветения с участков старых леди, удушливый и аллергенный, жара позднего мая,
когда влага концентрируется вот в таких темных местах, запах голой, стоптанной земли под ногами, тяжелое дыхание.
Чувствуешь другого человека спиной.
Затем вздрагиваешь, когда тебя обгоняют, едва коснувшись плечом,
не оглядываясь, не говоря «привет, сосед», или нечто в этом роде, хотя вы практически ровесники и учитесь в одной школе.
На момент - макро:
Гладкие темно-русые волосы;
Костлявое плечо с ремнем сумки;
Смуглая скула из-под пряди женской прически;
Острые лопатки под рубашкой;
Еле уловимый запах пота и страха.
Ты убыстряешь шаг, не задумываясь.
Парень, за которым ты рванул, внезамно тормозит и оборачивается,
происходит столкновение - кость в кость.
Пыхтение.
- Э?..
Ты выше на полголовы.
Голос неожиданно низкий, разочаровывающе низкий.
С расстояния в двадцать сантиметров ты окончательно понимаешь, что это, все-таки, парень, стопроцентный парень, пусть хрупкий до нездоровья и с женской нервной манерой вскидывать сумку.
Ты даже успеваешь почувствовать его запах.
Дым. Он курил не более получаса назад.
Глаза темные, настороженные.
- Что такое?..
Господи, ты дышишь прямо на него.
- В смысле? - да, делай вид, что все случайно.
- Что еще? Деньги на обед?..- он нервничает, голос с хрипотцой, но глаз не прячет.
- Отъебись, а?.. - ты берешь себя в руки и выплевываешь это с «явным» удивлением.
Он смотрит на тебя, и ты боишься отключиться прямо здесь.
Растерянность и распластанность чувств сменяется агрессией.
- Н-ну... ок. - он медленно поворачивается, все еще настороженно глядя на тебя, и идет дальше, вверх по тропе, напряженный, с каменной спиной, неровно шагающий,
а ты остаешься, боясь расплескать эмоции и ощущения,
которые должны остаться внутри во что бы то ни стало.
Шесть часов пятьдесят девять минут.
Сегодня неожиданно холодно.
Темно-серое ватное небо, набухающее и распухающее от влаги.
Над серой узкой трассой висит туман, листва колючих кустарников тихо шуршит.
Относительно «чистенькие» мутно-«беленькие» домики одноэтажного пригорода,
плотно жмущиеся друг к другу панельные загончики для престарелых,
одинаковые квадратные симметричные коттеджи летнего типа.
Улица идет вниз, отсюда виден практически весь город, а именно - множество одинаковых коричневых крыш и живых изгородей.
Белое, серое, темно-зеленое, коричневое.
Мимо с тихим шуршанием шин проезжает машина.
Семь ноль пять.
Соседний дом безмолвен, ставня на втором этаже не опускается,
из дома не раздается ни шума.
Ты осторожно спускаешься к калитке, выходишь на тротуар, садишься на бордюр.
Изучаешь вкрапления гравия в асфальт между своими грязными кроссовками.
Тебе пора. Его здесь нет.
Это его комната - на втором этаже, в одно окно.
Никто не опускает ставню.
* * *
Кассета с Нирваной на одной стороне и Радиохэд на другой.
Ты гоняешь ее с утра, огрызаясь на стук в дверь и просьбы сделать,
к чертовой матери, потише.
Если присесть, то видно на свет - поверхность стола, стоящего у окна, покрыта нежным пушком пыли.
Поверхность крашеного дерева, испещренная многочисленными царапинами.
Темная, холодная комната, голубые сумерки, стрекотание мелких насекомых под открытым окном - пора закрыть его, задернуть шторы, включить свет, спуститься, сделать себе бутерброд и стакан молока.
Вместо этого ты ложишься на продавленную кровать, прямо на груду одежды и стопки журналов.
Твердый угол чего-то впивается в позвонок.
На потолке - трещина в форме северной, остроконечной буквы "S".
«- Что такое?..»
Пытаешься представить, что он увидел, оглянувшись, так близко.
Большой рот?
Много зубов?
Наверняка он и представить себе не может - совершенно нереально.
Конечно, люди ощущают что-то друг к другу, но все это происходит в больших,
красивых городах, с уверенными в себе, красивыми людьми.
Ты - вполне популярный, даже более чем, молодой человек, ты нравишься девушкам,
у тебя много друзей, ты играешь в группе, у тебя открытая улыбка и нет проблем с занятиями.
Проблемы твоей семьи тебя не касаются, и слава богу - тебе не дают о них знать.
* * *
Ты гонишься за ним, пытаясь увидеть лицо, но он все еще впереди.
Он отворачивается.
Наконец ты делаешь рывок и видишь его, видишь это до боли знакомые большие темные глаза и тонкую линию бровей.
Возникает резкое желание обхватить его всеми конечностями и раскрошить,
размазать о свою грудкую клетку.
Ты протягиваешь руки, но они проходят сквозь него, как через воду.
Затем понимаешь, что на это не настоящий он, а твоя сестра, просто волосы похожи.
Ты умираешь от разочарования и чувства потери.
Чувства стыда.
Пронзительный звон.
Голова легкая и воздушная.
Инстинктивный удар рукой вправо и вниз.
Постепенно возвращаются ощущения.
Боль в ладони, холод в плечах, шум и тихий стук о стекло, неяркий свет сквозь веки.
Ты просыпаешься, поднимаешься из плотных теплых слоев.
Идет дождь.
Ты закрываешь глаза и извлекаешь из подкорки любимое воспоминание.
* * *
Карандаш со стуком падает на пол в классе и с потрескиванием катится.
Это не круглый, это граненый Faber-Castell.
- Ховард? Ховард?..
Смешки и оглядывания.
- Да, мэм?..
- Подними это.
Наклоняешься, не дотягиваешься, с шумом вылезаешь из-за парты, спотыкаешься о портфель, чувствуешь себя в центре внимания.
Господи, неужели это действительно настолько интересно?..
Растягиваешься в проходе на коленях.
- Фак.
- Что... повтори?
Поднимаешь глаза, щуришься - произошло страшное.
«Ебать» громким, злым шепотом в напряженной тишине класса, замершего, как крокодилы, которым старая стерва вот-вот должна кинуть кусок мяса.
- Извините, мэм.
- После уроков. Здесь.
* * *
Темный, расплывающийся от летающей пыли коридор,
Ряды темно-серых заскорузлых металлических шкафчиков.
Тихое потрескивание, повизгивание, свет в конце «тоннеля» - полонтер ритмично возит щеткой, его грузная, но на удивление изящная фигура вписана в прямоугольник света, выполняет легкие «па» с щеткой.
Акустика и эхо:
- Pa... pa... Pa-pa was a rolling stone...pa... pa... Pa-pa was a...
Папа был перекати-поле, скажи, мама, это правда - они говорят,
что он не работал ни дня в своей жизни?..
Подошвы стоптанных черных кроссовок еле слышно шуршат по влажному полу.
Странным образом все это - вечер, пустое школьное здание,
перекликивающееся редким эхо, вселяет такой покой и умиротворение,
что ты с удивлением ловишь себя на мысли - уходить отсюда не хочется.
- Pa-pa was a rolling stone!..
Разворачиваешься на пятках, шагаешь.
Кубки, постеры, мелодичного бормотания полонтера уже не слышно,
лестница на второй этаж - оглядываешься на нее - притягивает тьмой сверху.
Интересно, кто-нибудь остался в классах? Все еще?..
Берешься за холодный металлический поручешь, хотя мог бы этого и не делать - за четыре года ты знаешь все лестницы этой крохотной школы телом,
это карта в твоей голове.
Поднимаешься.
Здесь уборщики уже прошли, темно, легкий лимонный запах дезинфицирующего, добавляемого в воду.
Это прекрасное чувство полного уединения.
Хорошо бы не попадаться никому на глаза.
* * *
Звук. Сначала тише, затем напряженнее, затем его снова нет - непонятно, что, но уже ощущается присутствие.
Доминик, не думая, шел на него по темному душному коридору, впитывая кожей ощущение выключенных ламп дневного света над головой и длинное гулкое пространство.
Поворот.
Тусклый свет из-за двойных, широких дверей,
одна створка распахнута - косая серая полоса на крашеные доски пола.
Звук становится узнаваем - это пианино.
Он шел на звук, пытаясь уловить нечто знакомое.
Ему не то что бы нравилось или не нравилось это,
клацанье было слишком резкое, истеричное, такое ощущение, что человек не играет,
а с размаху бьет по клавишам, пытаясь сломать себе пальцы.
Игра сумбурная, мелодия нервнически-веселая.
Нет, это не красиво.
Это просто драм на клавишах.
Внезапно начинается нежный перелив, но все еще слишком жесткий - играющий явно, стиснув зубы, вырабатывает скорость пальцев.
Доминик никогда в жизни не приближался к клавишным ближе, нежели на полтора метра в доме тетушки, и не приблизился бы никогда.
Ударные были его выбором и он не собирался им изменять.
Когда-нибудь он будет играть на больших стадионах, он будет пользоваться полотенцем для пота, его руки будут сильнее и точнее, и он стремится к этому.
Пианистка явно стремилась к тому же.
Сложный - по звуку, несмотря на то, что он не видел рук или пианино,
а он уже понял, что это та самая груда трухлявого дерева в углу музыкального класса, - переход на многих тональностях запнулся и начался снова.
Доминик сел на прохладный пол, прислонился спиной к стене, вытянул затекшие за весь день ноги и закрыл глаза.
Снова...Снова...Получилось.
Нежнее.
Ритм сбивается, осторожно.
Здесь... еще тише... еще... ритм. Держи ритм, подруга.
А он не сомневался, что это какая-нибудь старшеклассница в короткой клетчатой юбке осталась, выпросив у (как же ее звали?) разрешения потренироваться перед конкурсом.
Небось, стиснула зубы, неокрепшие после недавно снятых пластинок, и наяривает изо всех сил, только капли пота падают на клавиши.
И снова... торжественное вступление, драма, истеричное блямканье.
Сложный перелив... получилось.
Он почему-то улыбнулся и подтянул колени обратно к груди.
И все с начала.
Никакой истерики.
Нежно, плавно, красиво, быстро.
И снова, без перерыва.
Прозаическое урчание в желудке.
Он осторожно встал, потянулся, почувствовав, как хрустнули суставы - пора домой, наверняка уже почти пять. Неприятный осадок от дополнительных занятий успел рассосаться.
Шаг к дверям. Еще один. Звук льется неровными, но сильными всплесками, как кровь из перерезанной артерии.
В тускло освещенном классе за разваливающимся пианино у окна, серого прямоугольника вечернего дождливого неба, сидел хрупкий тощий подросток с длинными волосами, чья узкая мужская рубашка не оставляла сомнений в отсутствии вторичных половых признаков, а закатанные рукава и длинные ладони исключали возможность всякого девичьего присутствия.
Он, заметив боковым зрением движение, поднял взгляд и сбился, затем резко отпустил клавиши и выпрямился, уставившись на остолбеневшего Ховарда.
К мокрому от напряжения лицу прилипла прядь влажных волос,
кадык на шее ходил от напряжения, дыхание было тяжелым и хриплым.
Большие темные глаза смотрели с явным непониманием.
Внезапно юноша расслабился и принялся растирать кисти и запястья.
Ховард понял - пора лгать.
- Искал миссис Стиффлз, думал, что раз кто-то играет - это она.
- Нет. - костлявый парень все еще массировал себе левое запястье. - Она ушла полтора часа назад. Она разрешила мне заниматься, я сказал, что готовлюсь к конкурсу. - он передернул плечами. - на самом деле я клавишник в группе.
Доминик переварил полученную гору информации.
- Эм...в какой?..
- Carnage Mayhem.
Дом в свою очередь передернул плечами, что могло означать как узнавание, так и «хрен упомнишь все ваши школьные команды... впрочем, и наши тоже».
- А ты драммер из Чумы, я знаю. - продолжил юноша, затем прямо посмотрел на Доминика и неожиданно улыбнулся.
(тогда это произошло?.. или позже?)
Обычно пишут, что «улыбка мигом преобразила его лицо», и ты этому не веришь.
С недавних пор он начал понимать, как от природы довольно миловидное и женственное, но угрюмо-замкнутое и узкогубое лицо, больше напоминающее крысиную мордочку, может вызывать умиление, когда ее обладатель искренне улыбается, забывая о неровных зубах.
Он не смог не улыбнуться в ответ.
- Что, серьезно?..
- Все знают. - парень как-то погрустнел и ухмыльнулся. - Вы же самая крутая группа в школе.
Ховард прислонился к косяку плечом.
Ему было непонятно, почему этот незнакомый дорк рассказывает все это ему.
- А я... короче, дрянь группа. Но мне просто нравится играть. Мне нужна практика. А они согласились собираться у меня, потому что у меня всегда пусто и можно репетировать. - его голос был низким, но иногда ломался и сбивался на высокие ноты. - Родители разъехались.
Иногда они меня навещают, а иногда - нет.
Затем он сделал удивительную вещь - разрыдался.
Позже Дом узнал, что в тот день Мэттью был слегка не в себе и находился под действием препарата, который заимствовал из бабушкиной аптечки, чтобы лучше чувствовать музыку, по его словам, и сосредотачиваться на процессе, но терпел побочный эффект - излишнюю расслабленную болтливость и эмоциональность.
Тогда же он просто тупо смотрел на истерично всхлипывающего за занавесью темно-русых волос юношу, даже имени его не зная.
- Э-эй... ну ты что?.. - он переносил вес с одной ноги на другую, чувствуя, что хочет убежать отсюда, тем более что голод и чувство странности происходящего нарастали синхронно.
(тогда?)
он осторожно прошагал к пианино и встал рядом.
Серое стремительно синело - сумерки.
Парень за пианино резко и влажно втянул носом воздух, прерывая полуистерический припадок, распрямил спину и опустил костлявые руки на клавиши.
Руки и клавиши белели, отражая свет окна, все остальное оставалось в синей тени.
Торжественное вступление.
Волосы целиком скрывают лицо, только влажный кончик носа мелькает.
- Это Бах.
Дом кивает и складывает руки на груди.
- Концерт первый, до-минор. Я его терпеть не могу, но мне нужно упражняться.
- А где ноты?..
- Я не знаю нот.
Парень играет дальше.
В тот вечер они возвращались домой вместе, ежась под холодными каплями, падающими с листвы на раскисшую грязь под ногами, и разговаривали обо всем.
- Хорошо, - Мэтт остановился перед своей калиткой и поправил сумку на плече
- Ты можешь как-нибудь зайти, послушать, что я обычно играю.
Там немного, но если вам нужен свежий материал или типа того... - он прожестикулировал свободной рукой в воздухе и с надеждой заглянул в глаза Дому.
- Договорились, - он не мог ответить иначе, хотя прекрасно понимал - клавишник им в ближайший миллион лет не понадобится. - Завтра в школе?..
- Завтра суббота.
- Черт.
По выражению лица патлатого ясно, что он не понимает - шутит ли его новый друг или нет. В любом случае он боится, что над ним просто издеваются. Наконец он решается:
- Слушай, а что, если я... в общем, я завтра не занят, если ты тоже не занят, ты мог бы придти. Вот.
«Интересно, он рассчитывает, что мы подружимся, как соседи, и я возьму его в группу. Так?»
- М-м-м... хорошо. Вечером нормально будет?..
- Ага.
- Договорились.